Маски... Он любил маски, личины, скрывающие лики, мертвые, восковые подобия жизни; искушающий прах.
“...Тут были вуали, усыпанные точечками, под которыми кожа лица казалась пятнистой, веера с узкими прорезями для глаз, сквозь которые кокетничали их милые владетельницы, другие веера, расписанные разными фигурами и покрытые сонетами Спориона и рассказами Скарамуша; веера из огромных живых бабочек, насаженных на серебряные ручки. Тут были маски из зеленого бархата, придававшие лицу такой вид, как будто на нем три слоя пудры; маски наподобие птичьих головок, обезьян, змей, дельфинов, разных мужчин и женщин, зародышей и кошек; маски, изображающие богов; маски из цветного стекла, из прозрачного талька и из резины. Тут были парики из красной и черной шерсти, из павлиньих перьев, из золотых и серебряных нитей, из лебединого пуха, из усиков винограда и из человеческих волос; были огромные воротники из накрахмаленного муслина, поднимающиеся далеко выше головы; целые платья из завитых страусовых перьев; туники из пантеровых шкур, из-под которых красиво выглядывало розовое трико; капоты из алого атласа, отделанные крыльями сов; рукава, выкроенные в виде апокрифических зверей; панталончики все в оборочках вплоть до самых пяток, с нашитыми там и сям крошечными красными розами; чулочки, расшитые любопытными рисунками и амурными сценами; юбочки, сделанные наподобие разных цветов. Некоторые из дам приклеили себе премиленькие усики, окрашенные в ярко-зеленый или пурпурный цвет, закрученные или напомаженные с поразительным искусством; другие налепили себе огромные белые бороды наподобие святого Вильгефорта, тела их там и сям Дора расписал замысловатыми виньетками и потешными рисунками. Так, на щеке — старик, почесывающий свою рогатую голову; на лбу — старуха, которую дразнит дерзкий амур; на плече — какая-нибудь любовная канитель; вокруг груди — кольцо сатиров; вокруг кисти руки — венок бледных, невинных младенцев; на локте — букет весенних цветочков; на спине — сцены изумительных похождений; на углах рта — крошечные красные точечки, а на шее — полет птиц, попугай в клетке, ветка с плодами, бабочка, паук, пьяный карлик или просто монограмма”.
Маски... Маски, за которыми смеются чьи-то лица, и маски, за которыми нет лиц, нет ничего, кроме смеха, и даже нет смеха, только непостижимость.
Сладострастие восковых кукол, ни мертвых, ни живых. Промежуточный мир подобий, знающих какую-то тайну, может быть, самую опасную из наших тайн.
Сергей Маковский
Петербург, 1906